И оживут слова. Часть III - Наталья Способина

Когда пламя в печи разгорелось, Альгидрас повернулся ко мне и бодро произнес:

— Сейчас здесь тепло будет. И нет. Летать я не умею. Я же не птица. Алвар тоже не умеет светиться в темноте сам по себе.

Я усмехнулась:

— Жалко. А я надеялась.

Альгидрас фыркнул в ответ.

— А где сама Помощница Смерти? — спросила я, кутаясь в плащ.

— Ушла, верно, но сюда всякий может войти и переночевать. Так издавна повелось.

— Но ведь люди боятся. Разве кто-то сам придет сюда?

— Ночью беспомощным в лесу может оказаться лишь тот, кто и так наполовину мертв. Тот, кто жив и в силе, разведет костер и переночует у него.

— А зимой?

— И зимой. Да и Каменица рядом. Там полно постоялых дворов. И вдоль дороги они стоят.

— То есть любой может сюда прийти, но никто не станет?

Он кивнул.

— Странные вы здесь, — не удержалась я и неожиданно для самой себя спросила: — А ты вправду не стал бы носить траур по Алвару?

Альгидрас отвернулся от меня, зачем-то задернул занавеску у печи, отгораживая хозяйскую кровать, и пожал плечами.

— Что у вас произошло? За что ты так зол на него?

Альгидрас наконец повернулся ко мне, но вместо ответа произнес:

— Ты будешь спать вот здесь, на лавке. Плащи сейчас просохнут и согреются — застелешь и укроешься.

— Ты так и не ответил.

Он вздохнул и раздраженно сморщил переносицу.

— Речи Алвара льются как мед и так же сладки. Но он не тот, кому можно верить.

— Но почему?

— Потому что я думал, будто был его другом много лет назад. Мы проводили вместе все дни. Мне казалось, мы дышать по отдельности не могли. Харим умер, и у меня не осталось никого в монастыре. А Алвар смотрел все время, так что я усидеть не мог… Злил меня жутко этим. А после драки той он как брат мне стал. Мы ведь не только письмена разбирали. Мы еще и сбегали за дикими яблоками, так что обоим потом плетей всыпали. И ночью на крышу лазали звезды смотреть. Я однажды едва не разбился — он меня чудом втащил обратно. И в подземелье мы пробрались как-то. Страшно подумать, что было бы, найди нас там кто. А потом оказалось, что все это… — Альгидрас неловко взмахнул рукой и отвернулся, замолчав.

— Что оказалось?

— Что он это делал, лишь чтобы понять, сколь много я узнал о письменах. А когда понял, что вызнал все, отдал меня брату Сумирану. Я едва оправился после того наказания. Он ко мне приходил со сладостями. Я ему сказал, что он может с ними сделать. А он, вместо того, чтобы повиниться и объяснить, ушел и с той поры никогда больше не смотрел в мою сторону. Даже в трапезной. Хотя раньше, когда мы еще не дружили, у меня аж затылок дымился от его взгляда. Пальцев на руках не хватит сосчитать, сколько раз я жалел, что сумел выйти от лекаря после наказания. Потому в дружбу Алвара верить нельзя. Если он добр к тебе, значит, ему что-то нужно.

Альгидрас замолчал и начал что-то активно переставлять на полочках у стены, открывая крышки горшков и заглядывая внутрь. При этом движения его были непривычно резкими. Я смотрела на него и жалела, что задала вопрос. И все же я не могла оставить это просто так.

— Но его чувства — те, что он показал… Он ведь не может их навеять, так? Он же не Святыня,? нервно усмехнулась я.

— Навеять не может, — негромко согласился Альгидрас, с преувеличенным интересом изучая содержимое очередного горшка, — но может показать ту часть, которая заставит тебя думать, что он лучше, чем есть на самом деле.

— А ты никогда не думал, что его могли заставить? Что у него была причина вести себя так? Я не про дружбу, а после… Ведь он тоже был ребенком! Сколько ему было?

— Он не был ребенком! Он старше меня на пять весен. Ему было столько, сколько мне сейчас.

— Но все равно ведь могло быть что-то…

Альгидрас повернулся ко мне так резко, что я дернулась, а пламя в стоявшей рядом со мной лампе дрогнуло и едва не погасло. Я подхватила лампу и переставила со скамьи на стол, сделав вид, что ничуть не испугалась его резкого движения.

— Давай мы не будем говорить об Алваре? — ровным голосом проговорил Альгидрас.

— Хорошо, — покладисто согласилась я. — Последний вопрос: почему ты позвал его, если не веришь? И зачем мы ушли из трактира?

— Потому что, как бы я ни не доверял Алвару, мы? братья. И есть вещи, которые один посвященный не может не сделать, если другой просит. Я попросил защиты у него, как у хранителя Огня. Это ритуальная просьба. Он не может отказать и навредить.

— Как ты это сделал? Ты знал, где он остановился?

— Нет, я позвал его.

— И он услышал? Издалека?

— Алвар очень сильный.

— Это я заметила, — усмехнулась я, вспоминая его забавы с огнем.

Альгидрас фыркнул.

— Его сила не в том, что Огонь танцует по его воле. Он может слышать и чувствовать, а еще дотла спалить все княжество, даже находясь вдали от своей Святыни.

Приблизительно так я и думала, но услышать подтверждение своим догадкам было немного жутковато.

— Значит, лучше быть ему другом, а не врагом, — нервно усмехнулась я.

— Мы опять говорим об Алваре, — с укоризной произнес Альгидрас, отойдя наконец от полок и прислонившись спиной к печи.

— Мы можем поговорить о том, почему мы ушли из трактира.

— Потому что я верю, что змея была.

Значит, кто-то в доме князя хотел твоей смерти. Этот кто-то может знать о любимом убежище княжича. Если бы к нам ночью пришли, вышло бы… нехорошо. Мне бы пришлось убить этих людей, и это привлекло бы к нам лишнее внимание. К нам и к княжичу.

— Понятно, — протянула я, отстраненно отмечая, что слова Альгидраса о том, что он убил бы любого пришедшего к нам ночью, не звучат бахвальством. И после всего, что я увидела и узнала за последние дни, я понимала, что он действительно на это способен.

Мысль была неприятной, впрочем, далеко не новой. Я ведь уже видела, насколько опасным он может выглядеть, несмотря на свои смешные девятнадцать. Я посмотрела на Альгидраса и задала вопрос, который время от времени всплывал в моем сознании, отравляя те чувства, которые я испытывала к нему.

— Я могу тебе доверять?

Альгидрас скрестил руки на груди, и я усмехнулась, разом вспомнив, что так делают люди, которые что-то скрывают.

— Я не причиню тебе вред и сделаю все, чтобы помешать другим его причинить.

— Почему?

— Потому что я тебе обещал.

— Это единственная причина?

— Потому что ты попросила о помощи.

Я закрыла глаза, чувствуя, как душу затапливает горечь. Он возится со мной из жалости, потому что я слаба и бесполезна в этом мире, потому что уцепилась за него, как за соломинку, и переложила на его плечи свои страхи и проблемы. Он чувствует себя виноватым в смерти своих родичей и просто не может пройти мимо еще одного беспомощного существа, даже не попытавшись ему помочь. Это безусловно говорило о благородстве Альгидраса, но я-то хотела отнюдь не жалости. Я хотела быть нужной сама по себе.